Слепые котята — рассказ Бориса Ганаго. Душеполезное чтение
В детском садике всегда весело отмечали дни рождения. И вдруг накануне очередного такого события Ксения услышала:
— Завтра Ксюше шесть лет стукнет. Встревоженная малышка вечером спросила маму:
— Шесть лет больно стукнет? Мама засмеялась:
— Откуда ты это взяла?
— Так Корзина сказала.
— Что? Что? Какая Корзина?
— Ну Зинаида Михайловна, воспитательница наша.
— Это почему же вы так ее прозвали?
— Она все с сумками да корзинами ходит, а еще новенькой не разрешила приносить в группу Барби. Говорит, наглядитесь, сами такими же бесстыжими станете. Оставляй дома, а лучше — брось в корзину. Новенькая и обозвала ее потом Корзиной. Так что же? Всем сладкий стол в день рождения был, а мне… Может, завтра в садик не ходить? Больно стукнет?
Мама от души рассмеялась:
— Ни чуточки. Только весело. И сладкий стол обязательно будет.
Дочка мгновенно оказалась в материнских объятьях.
— Видишь, часы время отстукивают: бом—бом-бом… Извещают: вот Ксюшенька еще на один час повзрослела. Бом-бом-бом… Еще на год… Бом-бом… А поумнела ли? Что успела доброго сделать?
Ксения задумчиво покачала головой.
Ничего? Как же так? А плохого?
Ксюша пожала плечами.
— А кто воспитательницу только что Корзиной называл? Ай-яй-яй!
Девочка спрятала свое лицо на материнской груди.
— А Зинаида Михайловна трех детей воспитывает. И все — приемные. Сестра у нее умерла, трех сиротинушек оставив. Зинаида Михайловна всех их усыновила-удочерила. Как же ей сумки не таскать, если дома ее целая орава ожидает: что ты нам принесла, мамочка?
Она для них мамой стала. Лучшие годы им отдала. Они только-только в школу пошли. Ей одной их растить да растить, пока не оперятся… Сама уже не молоденькая. Да и здоровья маловато. Вот и пыхтит с сумками…
«Корзина, Корзина!” Имя Зинаида означает божественная. А вы… Слепые котята. Ничего не видите. Не разрешила Барби приносить. И мудро поступила.
Помню, старшая сестренка мне из тряпок смастерила куклу. Так я ее больше всех игрушек любила. И платья для нее шила, и юбочки длинные, и лечила, и колыбельными баюкала. Когда ты родилась, я уже все для малыша делать умела. Через игру к материнству готовилась. А вы теперь даже в дочки-матери не играете. Вам Барби — крашеная красотка по душе. Только до чего с ней доиграетесь? Подобные девицы и мамами стать не могут. Это врачи говорят. А что за жизнь без деток? Да и с родиной, с отечеством нашим что будет, если малышки, как ты, на свет Божий не станут появляться? Одни роботы расплодятся. Подумай!
— А почему ты сказала «одной растить”? Разве у трех сироток нет папы? Где он? — допытывалась Ксюша. — Почему не с ними?
— Улетел за океан с какой-то Барби. Есть бабочки-однодневки. Им бы только порхать с цветка на цветок, в погоне за удовольствиями. А про свою вечную душу, про образ Божий в себе не думают. Потому и однодневки.
— А что такое образ Божий?
— Когда мы любим, Бог в нас светится. Это и есть образ Божий. А их папа-летун всех предал — и детей, и жену, и родину. И образу Божию изменил.
В этот момент часы четко отбили: бом-бом-бом! Мама вздохнула:
— Что этот так называемый папа скажет, когда его последний час пробьет?
— Так стукнет-то больно? — вновь насторожилась дочь.
— Смотря для кого, — улыбнулась мама. — Если радовала других, и тебя радость ждет.
— Мама, давай что-нибудь завтра подарим Корзине!
— Давай! Только не Корзине, а… — мама испытующе посмотрела на Ксюшу.
— …а Зинаиде Михайловне, — догадалась дочка.