Украинская сказка
Жили себе дед да баба, и было у них много детей. И был у деда богатый брат. А дед очень бедный и ходил на работу к богатому брату. Проработал он у него три месяца, и заплатил ему брат всего-навсего три гроша. Приходит бедняк домой и рассказывает жене:
— Проработал я у брата три месяца, а он дал всего три гроша. И самому есть нечего, и детей накормить нечем.
А был у этого бедняка хлопчик-трехлеток, вот подходит он к отцу, да и говорит:
— Тату, дай мне эти три гроша, я пойду на базар хлеба куплю.
А отец на него еще и накричал:
— Как же ты, такой маленький, да пойдешь, деньги еще потеряешь и хлеба не купишь!..
Положил на полку свой кошель и кресало, три грошика туда кинул, а сам спать улегся.
А хлопчик не спит и думает: «Давай-ка я их украду у батька!» А звали этого хлопчика Горошек.
Встал хлопчик на зорьке, схватил кошель и кресало. Отец и мать не слыхали, вот и пошел он в город. Повстречался ему метельщик, спрашивает он у старика:
— Чего хочешь за веники?
— За пять штук три гроша!
Горошек и думает: «И веники-то упускать жалко, ведь за три гроша их не купишь». Стал он старика упрашивать:
— Дед, продай их мне за три гроша, денег-то у меня больше нету.
Отдал ему старик. Взял он веники на плечи, несет их, глядь — едет пан, смотрит на него, что дитя такое маленькое… Ну, и стал у него спрашивать:
— Что, мальчик, продаешь веники?
— Продаю, — отвечает.
Дал ему пан двадцать грошей. Взял Горошек деньги и говорит:
— Вот теперь я и за дорогу выручил и барыш имею. Батько три месяца работал да всего три гроша заработал, а я вышел на два часа да семнадцать грошей заработал… — И думает: «Семнадцать грошей я спрячу, а три батьке положу, чтоб не бил меня».
Идет он дальше по городу, смотрит: земляк собачку ведет.
— Эй, — говорит, — дядько Грыцько!..
Остановился дядько Грыцько, оглядывается:
— Да убей меня бог, откуда ты знаешь, что зовут меня Грыцьком?
— А ты разве не знаешь, что я был у жинки твоей в кумовьях?
— Ну, здорово, кум, раз мы с тобой кумовья!
— Что ж, зайдем к Гапке-шинкарке, выпьем, куме, по чарке!
Взял Горошек по чарке, а жена Грыцьку хлеба и сала в торбу положила, есть чем закусить.
Выпили они, закусили. Взял себе Горошек собачку.
— Ну, прощай пока, кум, да кланяйся куме Химе.
— Скажи ты мне, кум, я, ей-богу, не знаю, как вас звать-то?
— Коль не знаешь, жену поспроси, она тебе скажет. Приходит Грыцько домой и говорит:
— Жена Хима, а я собачку куму продал.
— А как его звать?
— Не сказал, — говорит, ты его будто знаешь.
— Да если б я знала, какой кум… был и Гордий и Матвий, это два… был Стецько и Грыцько… это будет четыре; еще как была я у сестры, за двадцать пять верст, есть у меня там кум Самийло, это, пожалуй, тот самый и есть. Ах, безголовый ты, чего же ты его с собою домой не привел?
— Да я так и сделаю: возьму лошадь, оседлаю и назад за ним поскачу!
Лошадь загнал, а кума в городе не застал…
Вышел Горошек из города, идет домой, а тут чумаки едут.
— Здорово, земляк, — говорит ему атаман.
— Дай вам, боже, здоровья, дядько-атаман!
— А ты откуда?
— Из Быстиева.
— Где ж ты бывал?
— В городе.
— Что ж ты там видал?
— Ничего не видал. Людей повидал, собаку себе купил.
— Сколько ж ты за нее дал?
— Двадцать злотых отдал.
Стал атаман и думает: «Такой малый, а так толково все рассказывает».
— Уступи ее нам.
— Можно. Давай двадцать пять злотых,
— Чего ж так дорого?
— Э, дядько атаман, ты рыбу-то покупаешь за столько, сколько сам знаешь, тебе заработать надо, ну и я тоже хочу заработать.
Атаман подумал: и правда.
— Знаешь что, — говорит он Горошку, — становись у меня погонычем на задних волах, буду платить тебе по три гроша в день и кормить тебя буду.
— Я, дяденька, с вами поехал бы, да вот взял у батьки кошель и кресало да три гроша, хотел хлеба купить.
— Э, на что тебе этот хлеб, поедем с нами, да и все! Пораздумал хлопчик и говорит:
— Что ж, поеду, дяденька, хоть свет повидаю маленько. Сел хлопец на задних волов, собачка на возу. Вдруг собачка заскулила.
— Э, — говорит Горошек, — плохо нам будет в дороге, мы везем рыбу из Крыма, заберут у нас всю рыбу,
Не отъехали и ста верст от Крыма, а уж всю рыбу и продали, Продали всю «валку», все возы. Набрали соли, вышли за город — всю продали.
Говорит атаман своим товарищам:
— Мне хлопчика сам бог послал. Сколько в дорогу ни езживал, а такой торговли у меня не бывало.
Возвращаются они домой, заезжают в то село, где отец Горошка у брата-богача работал.
Остаются они там ночевать. Вошли все в дядину хату, и Горошек на возу лежит.
Спрашивает дядя атамана:
— Вы все уже собрались?
— Тут мы все, да вот один хлопчик на возу улегся.
— Ступай, — говорит, — Павлина (дочке своей), покличь его в хату.
Вышла Павлина из хаты и зовет:
— А иди, земляк, в хату, ужинать будем.
— А что у вас там, девка Павлина, хорошего на ужин?
— Да что, картошка с лушпайками.
— Э-э, спасибо вам за такой ужин. Скажи своему батьке, пускай курицу в масле зажарит, кварту горилки поставит.
Вот входит девка Павлина в хату,- говорит:
— Э, да это хлопец не простой, какой-то он чудной. Атаман слышит это и говорит:
— Нет, девка, он у нас не чудной хлопец, он простой, это тебе так почудилось.
— Э, да нет, не простой он, если сказал, чтобы была жаренная в масле курица и кварта горилки. И еще сказал он, чтоб его с воза сняли да за стол посадили.
— Постой, пойду-ка я сам погляжу, что он там делает. Выходит дядя и говорит:
— Слышь, земляк, заходи-ка в хату, поужинаем.
— У вас ужин плохой, давно прокис. Вы, что ж хотите меня той же юшкой кормить, что своего брата кормили?
Остановился дядько и подумал: «Откуда он мог узнать, что давал я своему брату прокисший ужин? Неоткуда бы ему об этом знать».
— Кто ж это тебе сказал, что я кислым ужином своего брата родного кормил?
— Есть у меня собачка Знайка, она мне сказала.
— Ну, идем в хату, прошу тебя. Жена, зарежь курицу, мы от этого не обеднеем.
Бросилась жена, зарезала курицу, в масле зажарила, на стол поставила. Сел Горошек, усмехнулся — у своего дяди ужинать никак не собирался.
А собачка: «Гав, гав!» — истину-правду сказала. Дядя и спрашивает:
— Зачем ты возле себя собачку держишь?
— Нет, — говорит, — это не собачка, это — Знайка. Вот я вам, дядя, сказку скажу.
— Расскажи, милый.
— Вот, знаете, жили-были два брата — один богатый, другой бедный. Проработал бедный три месяца у богатого, и дал ему богатый три гроша, за три месяца-то.
— Ты откуда, милый, знаешь?
— У меня собачка Знайка, это она мне сказала, она все знает.
— Ну, если у тебя такая собачка Знайка, то скажи мне еще какую-нибудь новость.
— Какую же вам, дядя, новость сказать? О чем? Вот что скажу вам: у вас четыре вола хороших.
А собачка опять: «Гав, гав!»
— Чего это она лает?
— Это она, дядя, говорит, что у вас на прошлой неделе лошадей украли.
— О-о, правда, жена, умеет собачка угадывать! Скажи мне, что у меня еще случилось?
— Да что ж, дядя, есть у вас деньги закопанные…
— Продай мне эту собачку. Что ты за нее, милый, хочешь?
— Да что ж! Давайте триста пятьдесят рублей, она ведь Знайка и служить умеет.
— Старуха, ступай достань-ка кошель да заплати, ведь Знайка-то найдет, где деньги лежат, она нам еще больше принесет. Вот у Хомы Омелько больше, пожалуй, трех тысяч, она нам за две ночи тысячи две и притащит.
— Знаете, дядя, как будете Знайку за чужими деньгами посылать, то и свои привяжите, без ваших чужие не дадутся.
Чумаки поехали дальше, а хлопчик спрятался и дожидается, когда собака побежит.
Вот дядя вечером собрал все свои деньги, что у него были, — насобирал, может, тысяч пять, — и привязал Знайке на шею и выпустил ее за дверь. Выбежал Горошек, снял у собаки деньги, да и убежал вместе с собачкой.
Дядя ждал-ждал, не дождался. Говорит потом жене:
— Ступай посторожи-ка ты еще! Знайка деньги скоро принесет, а то я уморился.
Послал бог день, стало светать, а Знайки нету! Приходит хлопчик домой, назад к своему отцу, и стали они себе жить хозяевами.
Раз отец его и говорит матери:
— Ну что, жинка, теперь лошади у нас есть, давай-ка к брату поедем.
Приехали они; тот вышел; смотрит на их лошадей, дивуется, где они таких взяли! И сразу сделался богатый брат добрым, послал жену за горилкой. Гостят — ведь бедный брат сделался уже богатым. Потом, когда выпили, разговорились, хозяин говорит:
— Вот, брат, проезжали тут чумаки, был с ними хлопчик и была у хлопчика такая собака Знайка, что я мало того, что дал за нее триста пятьдесят рублей, да еще ей на шею и свои пять тысяч привязал, надеялся, что с ними она чужие деньги добудет… да вот и до сей поры добывает… Теперь сделался я, брат, навеки бедняком. А всему виной жена — я привязал свои пять тысяч, а жена захотела положить и свои восемь грошей… Не ждала бы собака жениных восьми грошиков, может, и успела бы прибежать, а то выпустили со двора в такую минуту, что ее кто-то и поймал.
— Э-э, — говорит, — брат, знаешь, недаром пословица молвится: «Куда черта ни посылай, он всегда и бабу туда вмешает…» Зачем было жинкины восемь грошей цеплять?
— Э, а мне вот, шуряк, не так-то восьми грошей жалко, как жаль яиц… носила я в город восемь яиц, взяла я за них восемь грошей.
А хлопчик (он вместе с отцом приехал, да только теперь его дядя уже не узнает) и спрашивает:
— А разве та курица теперь яиц не несет?
— Э, да вот был у нас хлопчик какой-то, чтоб его черти побрали, попросил ему курицу зажарить… ну, я и велел жинке.
— Что ж, дядя, курицу-то ведь он съел, деньги забрал, Знайку забрал, ну чего ж вам на него жаловаться?
— Эй, хлопчик, не дури!..
— А знаете, дядя, когда наш батько три месяца у вас работал, то дали вы ему три гроша. А ребят у него много, надо ему нас прокормить; а у вас, кроме Павлины, — с ней одной вы нянчитесь, — никого больше нету, то вам меньше и надо, пусть вам и будет три гроша на троих.
Взял он у отца три грошика и кинул дяде.
— Нате, наварите на них нынче обед и ужин и увидите, можно ли на них прожить… Не будет теперь наш батько к вам внаймы ходить, а будете вы к нам ходить… А когда я, дядя, разбогатею, еще вам три грошика проценту дам.
— Как же ты, хлопче, разбогатеешь?
— А так, видал я у чумаков такую собаку Знайку, которая все деньги собирает. Принесла она к пану-атаману какие-то деньги и говорит: «Гав!» А тот спрашивает: «Где ты деньги украла?» — «Нет, — говорит, — я не украла, а сам хозяин мне на шею привесил». Ну, атаман тот и снял.
— Да это ж мои деньги!..
— А вы, дядя, садитесь на коня и догоняйте его.
— Где там его у черта догонишь, я уже догонял и коня загнал, да их не поймал… Да оно все ничего, тех пяти тысяч не жалко, а жаль тех восьми грошиков… А все жена виновата. Если б она их не цепляла, то и собака бы не попалась.