Украинская народная сказка
Так вы из Киева? Ну, так расскажу я вам про киевские чудеса, которые видела тетка Хроська еще в старину стародавнюю.
Жила в нашем селе страх какая богомольная Хроська. Было ей лет пятьдесят, а может, и больше. Вот перед жнивами собирается она, бывало, ко святым местам в Киев. Обойдет все село, ни одной хаты не пропустит. Только зайдет она к кому-нибудь в хату и начнет канючить: «Жертвуйте, жертвуйте, иду я ко святым местам па поклонение и за вас помолюсь». Глядь — тот даст пять рублей, другой и десятку, а то и двадцать. Обойдет все село, и наберется у нее в кармане каких-нибудь рублей шестьсот. Значит, можно и в Киев двигаться.
А доходила ли она до Киева, или не доходила, леший ее знает. Может, до Красного маяка и добиралась (что на той вон стороне Днепра), правда тогда его не Красным звали, а был там просто монастырь. С мощами или без мощей, уж этого я вам не скажу, никогда богомольным я не был и в таких местах не бывал. Продолжалось Хроськино моление месяца полтора. А потом, увешанная торбами и кошелками, она возвращалась в село. Полна торба маленькими иконками разных святых, а в кошелке всё крестики — и серебряные и медные, разные там.
Как услышат в селе, что Хроська вернулась, все к ней (те, кто жертвовали), а она всех и наделяет:
— Вы сколько давали, пять? Так вот вам святая Варвара и крестик медненький. Наденьте и носите его себе на здоровье, а господу богу в угождение.
— Вы десять давали? Вот вам святой Пантелеймон и крестик маленький серебряный.
— А кто давал двадцать? Подходите сюда, вот вам большой крест серебряный и Николай-чудотворец. Поминала я всех ваших за упокой и за здравие тоже подавала.
Вот такими иконками да крестами задурит она, бывало, людям головы, а они рады, будто освятились. А сама Хроська рубликов шестьсот и подработает. И устраивает под сорокоуст гулянку. Созовет всех своих жертвователей и начнет за чаркой разводить всякую брехню про Киев.
— Ну, братия, выпьем еще, да расскажу я вам про Киев.
Они все рты пораскрывают, а она и начинает, подвыпивши:
— А уж святых-то этих в Киеве, боже ты мой! И танцуют… и такое вытворяют… А на самой высокой колокольне стоит плечистый святой, а рот у него, аж страшно глянуть. И так дышит он сильно, что как дохнет: «Дху, дху» — враз ветер во все стороны и подует. Оттого, православные, и ветер-то у нас бывает.
Вот один слушал-слушал и спрашивает:
— Ну, я, предположим, согласен, что ветер это он делает, а ежели тихо, то это он вовсе перестает, значит, дышать или как?
А Хроська будто не понимает:
— Да чего ему переставать? Напротив него, как ты вот напротив меня, стоит второй святой, такой рукастый, как сожмет кулаки, аж страшно… И ежели надо, чтоб стало тихо, то, когда тот плечистый хочет дохнуть, этот и всунет ему в рот два кулака. Вот и становится тихо.