Данила Кузьмич — стихотворение С.В. Михалкова
Немножечко меньше их, чем Ивановых,
Но все-таки много на свете Смирновых:
Смирновы — врачи и Смирновы — шоферы,
Радисты, артисты, танкисты, шахтеры,
Швецы, кузнецы, продавцы, звероловы,
Смирновы — певцы и поэты Смирновы,
Есть дети Смирновы и взрослые тоже,
И все друг на друга ничуть не похожи:
Веселые, мрачные, добрые, злые,
Смирновы — такие, Смирновы — сякие.
Один из Смирновых попал в эту книжку.
Приехал я раз в небольшой городишко,
На карте отмечен он маленькой точкой —
Географ ему не поставил кружочка.
В том городе были: аптека и баня,
Больница и школа, и парк для гулянья,
Некрасова улица, площадь Толстого,
Базар и вокзал пароходства речного.
Но самое главное в городе этом
Был выросший за год и пущенный летом,
Кругом огорожен стеной здоровенной,
Завод номерной. Очень важный. Военный.
Из не пробиваемой пулями стали
В три смены он делал для танков детали.
И я вам хочу рассказать про Смирнова,
Который вставал в половине шестого,
Который, с трудом подавляя зевоту,
Садился в трамвай и спешил на работу,
Где восемь и десять часов, если надо,
Работал как мастер шестого разряда.
Я шел по заводу, вдруг слышу: — Здорово! —
Вот так в первый раз я услышал Смирнова.
«Здорово!» — хотел я кому-то ответить,
Кого не успел еще даже заметить.
— Что ходишь? Что смотришь? — послышалось снова.
И тут в первый раз я увидел Смирнова.
Я знал, что бывают какие-то гномы,
Которые людям по сказкам знакомы.
Я помню, что слышал однажды от сына,
Что жил человечек смешной — Буратино,
Которого ловкий топор дровосека
Из чурки простой превратил в человека.
Но в жизни своей не встречал я такого,
Как этот Смирнов, человечка живого!
В большой, не по росту, казенной тужурке,
В огромной ушанке из кроличьей шкурки,
В таких сапожищах, что я испугался,
Стоял человечек и мне улыбался.
— Как звать? — я спросил.
— По работе кто знает, —
Ответил малыш, — Кузьмичом называет.
Смирновым Кузьмой был покойный папаша,
Данила Кузьмич — будет прозвище наше.
— А сколько вам лет? — я спросил у Смирнова.
— Четырнадцать минуло двадцать восьмого, —
Сердито ответил он басом солидным
(Должно быть, вопрос показался обидным).
— Да ты не сердись!
— А чего мне сердиться! —
Кузьмич отмахнулся большой рукавицей. —
Таких-то не мало у нас на заводе.
И ростом другие поменее вроде!
Мы шли с Кузьмичом корпусами завода,
И нас проверяли у каждого входа,
У каждого выхода нас проверяли —
Мы оба свои пропуска предъявляли.
— Куда мы идем? — я спросил у Смирнова,
Но я из ответа не понял ни слова.
Гудели динамо — жуки заводные,
Шуршали, как змеи, ремни приводные.
И масло машинное ниточкой тонкой
Тянулось без устали над шестеренкой.
И падали на пол, цепляясь друг к дружке,
Витые стальные, блестящие стружки.
И нужные танкам стальные детали
Со звоном одна за другой вылетали.
И вот наконец мы дошли до плаката:
«Берите пример со Смирнова, ребята!
В тылу не расходится дело со словом,
На фронте танкисты гордятся Смирновым!»
А сам мужичок с ноготок знаменитый
По шумному цеху шагал деловито.
И кто мог подумать, что в эту минуту
Его вспоминали в сражении лютом!
Смирнов по-хозяйски зашел за решетку,
Умело взял в руки железную щетку,
Протер этой щеткой поверхность металла.
Как зеркало, сразу она засияла.
— Включайте рубильник. Готово? — Готово! —
И я за работой увидел Смирнова.
И понял я, что никакой Буратино
Не смог бы стоять возле этой машины
И что никакие волшебники-гномы,
Которые людям по сказкам знакомы,
Которые силой чудесной владеют,
Творить чудеса, как Смирнов, не сумеют.
И я, человек выше среднего роста,
Себя вдруг почувствовал карликом просто.
Прославим же юного мастерового:
Ткача, маляра, кузнеца и портного,
Сапожника, токаря и столяра.
Даниле Смирнову и прочим — УРА!