Кабардинская народная сказка
  
 Часто мой дед рассказывал эту сказку. Он слышал её от своего деда, а тот — от своего. А прапрадед будто бы сам был свидетелем того, о чём в ней рассказывается.
Было то или не было — не знаю. Напал на Кабарду какой-то хан. Расположился он на берегу быстрой реки Баксан. Враг был очень силён, и кабардинцы не решились вступить в открытый бой. Хан тоже не спешил начинать битву и прислал к кабардинскому князю своих послов.
 — Наш хан не хочет кровопролития, — сказали послы. — Пусть поборются два силача — ваш и наш. Если победит наш силач, кабардинцы должны будут платить хану такую дань, какую он назначит. А если победит ваш силач, хан с войском уйдёт к себе.
 Князь попросил дать ему три дня сроку.
 Созвал он стариков для совета. Долго думали мудрые старцы и наконец решили, что надо принять предложение хана. Раньше на Кавказе часто так решали исход битвы: чей силач победит, тот и победитель.
 Стали думать, кто мог бы вступить в единоборство с ханским силачом, и выбрали Кургоко, сына старика Хату.
 Позвали Кургоко. Молодой джигит был хвастлив и заносчив.
 — Не страшен мне никакой силач! Я надеюсь на себя, — сказал он.
 — Если не боишься, то через два дня будь готов к бою, — сказал ему князь и отправил к хану своих послов известить, что через два дня состоится поединок.
 В этот же вечер кабардинцы услышали в стане хана страшный рёв.
 — Кто это ревёт? — спрашивали они друг друга.
 Оказалось, что так страшно ревёт не зверь, а ханский силач — богатырь громадного роста и с безобразным лицом.
 Он был прикован цепью к столбу, и кормили его только сырым мясом.
 Услыхал эти рассказы Кургоко, перепугался. Пожалел он, что похвастал тогда перед князем. Не надеялся Кургоко на свои силы — так и сказал он своему отцу.
 Задумался старик.
 Вошла в саклю жена Кургоко. Звали её Лашин.
 — О чём вы задумались? Какая беда у вас случилась?
 — Молчи, не спрашивай! — отвечал ей Кургоко. — Если мы думу думаем, то есть на это большая причина.
 — Какая же? Может быть, я помогу вам?
 Засмеялся Кургоко:
 — Не женского ума дело — речь идёт о судьбе нашего народа. Твоё дело растить детей, коров доить, готовить обед.
 Обиделась Лашин, ни словечка не сказала мужу, ушла доить корову.
 Старику Хату понадобилось что-то во дворе, вышел он следом за невесткой и видит, что одна корова не даёт себя доить. Рассердилась Лашин, схватила её одной рукой под брюхо и перебросила через плетень.
 Удивился Хату богатырской силе своей невестки, обрадовался, поскорее вернулся в саклю. Пришла ему в голову мысль — вот кто выручит сына!
 — Отец, научи, как мне быть? Завтра поединок. Боюсь, не одолеть мне вражеского богатыря, — сказал Кургоко.
 — Не горюй, сын мой, — отвечал ему Хату. — Послушай, что я тебе скажу. Из далёкого аула пробрался к нам один молодой кабардинец. Он ещё почти мальчик, но очень силён. Он и поборет ханского богатыря. Завтра рано утром этот юноша приедет сюда. Ты ни о чём не расспрашивай его, поезжай с ним в степь, на место боя. Когда появится ханский силач, ты скажи: «Разве это богатырь? Не хочу марать о него свои руки. Слишком он слаб для меня. Пусть он попробует победить моего младшего товарища» — и укажи на своего спутника.
 В это время в саклю снова вошла Лашин. Старик Хату послал сына во двор задать корму коням. А когда Кургоко вышел из сакли, старик рассказал невестке, какая случилась беда.
 — Только ты поможешь нашему горю и горю всего народа. Ты одна сумеешь победить ханского богатыря.
 — Да, — ответила Лашин, — я чувствую, что есть у меня силы. Но ведь я женщина, и народ не допустит…
 — Ты надень старую черкеску Кургоко, а шапку надвинь на самые глаза. Когда поедешь в степь, ни о чём не говори с Кургоко и никому не открывайся, что ты женщина, до тех пор, пока я не подойду к тебе…
 — Я сделаю так, как ты сказал, — обещала Лашин.
 Рано утром проснулся Хату, проснулся Кургоко. Вышли они во двор, а молодой джигит уже ожидает их.
 Сел Кургоко на коня и вместе с молодым джигитом поехал на поле боя…
 А там уже собралось много народа.
 На кургане для хана был расстелен роскошный ковёр. Хан сидел, поджав под себя ноги, и курил трубку. Он был уверен в победе.
 А ханский богатырь стоял на поле и показывал свою силу. Он ломал руками толстые деревья, словно это были тонкие прутья.
 Поле, на котором должны были биться богатыри, кончалось скалистым обрывом.
 Слезая с коня, Кургоко громко сказал:
 — Разве это богатырь? Не хочу марать о него свои руки. Слишком он слаб для меня! Пусть он попробует победить моего младшего товарища. — И Кургоко указал на молодого джигита, с которым приехал.
 Хан дал знак, и борцы стали сходиться. Богатырь хана схватил своего противника, но не смог сбить его с ног. Тогда молодой джигит схватил ханского богатыря, приподнял и с силой ударил его об землю, а потом потащил к обрыву и сбросил со скалы.
 Радостный крик победы раздался в рядах кабардинцев.
 А хан не мог слова вымолвить — ведь он был уверен, что победит его богатырь! Пришлось ему признать себя побеждённым.
 — Теперь я вижу, что твои богатыри сильнее моих, — сказал наконец хан кабардинскому князю.
 Тут из толпы выступил старик Хату и подошёл к победителю.
 — Смотрите все, ханского богатыря победила женщина, жена моего сына! — И он снял с неё шапку.
 Большие чёрные косы упали из-под шапки на плечи Лашин.
 Крик удивления пронёсся по толпе.
 — Счастлив народ, у которого такие женщины, — сказал хан. — Если ваши женщины так сильны, то какою же силой должны обладать мужчины? Нет, с таким народом я буду жить в дружбе.
 И хан со своим войском ушёл из Кабарды.
 А скала, с которой был сброшен богатырь, с тех пор стала называться скалой Лашин.