«Крокодиленок» (Из дневника Сени Ложечкина) — рассказ Юрия Сотника

Рассказ Юрия Сотника «Крокодиленок».Из дневника Сени Ложечкина

15 февраля.

Этот вечер я провожу дома. Впервые за полгода я не пошел к Кириллу, чтобы готовить вместе домашние уроки. И больше никогда к нему не пой-ду. Довольно? Я понял, что это за человек!

Все, что случилось сегодня, так важно, что нужно записать попод-робней.
Когда окончились уроки, я вышел из класса одним из последних. В ко-ридоре творилось что-то странное.
Большая толпа мальчишек собралась рядом с дверью нашего класса. Ребята вытягивали шеи, приподнимались на цыпочки, давили друг друга. Только и слышно было:
— Не напирайте!
— Чего тут, а? Ребята, чего тут такое, а?
— Погодите! Задавили совсем!
Кое-как я протиснулся и увидел на стене лист бумаги. В верхнем левом углу его было нарисовано нечто похожее на ящерицу. Правее разноцвет-ными буквами было написано:

«КРОКОДИЛЕНОК

Сатирическая газета VI кл. «Б».

Выходит через день — № 1»

Как меня ни толкали, я все-таки прочел передовую, озаглавленную «На острие сатиры!» Вот что там было написано:

«Наш класс считается одним из лучших классов в школе, но и среди нас имеются лентяи и нарушители дисциплины, которые мешают классу итти к дальнейшим успехам.

У нас уже есть отрядная стенгазета, которая борется за успеваемость и дисциплину, но каждый знает, какое значение имеет едкий сатирический смех в борьбе с недостатками.

Поэтому сегодня выходит первый номер «Крокодиленка».

Он будет беспощадно и невзирая на лица высмеивать тех, кто тянет класс назад. Он будет острым оружием сатиры бороться с отрицательными явлениями в нашем классе.

Пишите все в «Крокодиленок»!»

Газетка была маленькая. «На острие сатиры» попалось пока всего лишь трое ребят.

«Доктор исторических наук Миша Огурцов закончил работу над но-вым учебником по истории средних веков, — сообщалось в одной из за-меток. — Приводим выдержку из этого учебника:

«Крестоносцам удалось завоевать Сирию в 1781 году, но тут у них по-явился опасный противник — турецкий султан Барбаросса. Внутри лагеря крестоносцев начались раздоры: английский король Карл Смелый поссо-рился с Ричардом Львиное Сердце и французским королем Салладином».

Затем следовало два рисунка: на одном был изображен богатырь, от-важно сражающийся с десятком противников, и на другом — хулиган, тас-кающий за вихры испуганного малыша.

«Таким Михаил Артамонов воображает себя, когда пристает к слабым ребятам», гласила подпись под первым рисунком.

«Так он выглядит на самом деле», было написано под вторым.

Последний рисунок изображал мальчишку, огромным ножом выреза-ющего на парте свои инициалы. Тут же были помещены стихи:

В правом нижнем углу газеты я увидел подписи:

Теперь мне стало ясно, почему у Кирилла Замятина был в последнее время такой таинственный вид. Теперь я понял, о чем он шептался на пе-ременах с Валеркой Пеликановым и с вожатым Игорем.

Я даже не обиделся на Кирку за то, что он скрыл от меня свое намере-ние выпускать стенгазету. Я ведь знаю, как он любит производить всякие неожиданные эффекты!

Ребята громко хвалили новую газету. Я был очень рад за Кирилла и побежал разыскивать членов редколлегии, чтобы поздравить их с успе-хом.

Я нашел их в пионерской комнате. Художник Валерка отскочил от двери, когда я ее открыл: он наблюдал в щелку за толпой читателей. Ре-дактор стоял позади него и, как видно, прислушивался к голосам в ко-ридоре.

— Кирка! — закричал я. — Ой, здорово! Поздравляю!

Художник так и расплылся от удовольствия, а редактор остался серьез-ным. Они вообще очень разные люди: Валерка — долговязый, рыжево-лосый и веселый, а Кира — маленький, довольно толстый, и он всегда сох-раняет серьезный вид, даже когда шутит.

— Действует? — спросил он коротко.

— Еще как действует! Мишку Огурцова уже «историком» дразнят, сти-хи о Прибылове наизусть выучили. А главное, знаешь чему ребята удивля-ются: «Как это они Мишку Артамонова не побоялись протащить? Ведь он, мол. Замятина теперь наверняка отлупит. Валерку не тронет — Валерка здоровый, а Замятина — как пить дать.»

— Пусть попробует, — сказал художник.

— Что ж! Может быть, и отлупит, — хладнокровно ответил редактор. — Сатирики всегда наживают много врагов.

— Ага! Я так ребятам и сказал: «Того, — говорю, — и ценно, что невзи-рая на лица. Будь ты хоть Артамонов, хоть кто». Верно. Кирка?

Тут мне показалось, что редактор и художник немного смутились. Ва-лерка сказал «гм», отошел к столу и начал раскрашивать заголовок для второго номера газеты, а Кирилл смотрел на меня исподлобья, насупив-шись.

— Понимаешь, Семен, я тебя должен предупредить… — заговорил он помолчав. — Хотя это и редакционная тайна, но так как ты мой друг… я… Одним словом, мы тебя на следующий номер запланировали.

Я сначала ничего не понял:

— Как? Куда запланировали?

— В фельетон, — сказал Кирка. — На тему о болтовне в классе.

— Ловко! Ты… ты это серьезно, Кирилл?

— Такими вещами не шутят.

— Значит… значит, своего друга будете протаскивать, Кирилл Ива-нович?

— Ты какой-то странный. Семен! Не могу же я других болтунов протас-кивать, а тебя нет.

— А очень нужно тебе вообще болтунов потаскивать! Наверное, и без них есть о чем писать.

Кирка немного рассердился:

— Знаешь. Семен… Дружба дружбой, а принцип принципом. Болтовня в классе — отрицательное явление, значит наша сатирическая газета дол-жна его бичевать. Тут дело в принципе.

— Хорош принцип! Над друзьями издеваться!

Валерка вдруг отбросил кисточку и выпрямился.

— Ну, чего ты пришел и ворчишь? — сказал он. — Давай уходи отсюда и не мешай работать!

Я понял, что разговаривать мне больше не о чем. Я только спросил:

— И карикатуру нарисуете?

Редактор кивнул:

— Да. У нас все идет с иллюстрациями.

— Ладно. Кирилл Иванович? Спасибо?.. Запомним! — сказал я и ушел.

Вот до чего доводят неприятности! Писал, писал и только сейчас вспомнил, что нужно выучить формулы сокращенного умножения. Ладно! Авось завтра не спросят.

16 февраля. 7 часов вечера.

Сегодня, войдя в класс, я не сел на свое обычное место, рядом с Кирил-лом. Я положил перед редактором запечатанный конверт и стал прохажи-ваться между партами, держа за спиной портфель.

В конверте находилось письмо. Вот что я там писал:

«Замятин!

Предлагаю меняться местами с Пеликановым. Так вам будет удобнее делать гадости своим бывшим друзьям. Если Пеликанов не поменяется, то я все равно рядом с тобой не сяду. Это окончательно.

С. Ложечкин».

Кирка прочел письмо и сказал:

— Смешно. Семен!

Я молча пожал плечами и продолжал ходить.

Тогда Кирилл показал письмо Валерке. Тот ухмыльнулся, сказал: «Это дело, это нам подходит», и перенес свои книги на парту к редактору. Я сел на его место, рядом с Мишкой Артамоновым — с тем самым, которого на-рисовали богатырем.

После звонка, перед началом урока, к нам зашел вожатый Игорь.

— Понравился «Крокодиленок»? — спросил он громко.

— Понравился! — хором ответил класс.

Даже «доктор исторических наук» Мишка Огурцов сказал: «Понра-вился». Промолчали только мы с Артамоновым да Ваня Прибылов.

— Берегитесь теперь! — сказал Игорь. — «Крокодиленок» — газета оперативная: чуть что — за ушко да на солнышко. Ясно?

— Ясно! — ответил класс.

— Будем помогать «Крокодиленку»? Писать в него будем?

— Будем! — крикнули сразу тридцать ребят.

Целый день я старался не обращать на Кирилла никакого внимания, а он, кажется, я в самом деле не обращал на меня внимания. На всех пе-ременах ребята приносили ему заметки. Он просматривал их с очень серь-езным видом и говорил: «Ладно! Это мы обработаем» или: «Не пойдет. Это мелочь».

Ваня Прибылов сегодня три раза открывал перочинный нож, но тут же со смущенным видом прятал его в карман.

Того же числа. 10 часов 30 минут.

Настроение паршивое. Скучно учить уроки одному. Это, должно быть, с непривычки.

Не знаю: может быть, я погорячился и зря поссорился с Киркой? В конце концов, что из того, если он один разок напишет обо мне в газете? И потом, чем он виноват, если у него обязанность такая?

Нужно учить формулы сокращенного умножения, но на завтра много задано по русскому. Придется с формулами подождать.

17 февраля.

Нет, Кирилл Замятин, никогда-никогда Семен Ложечкин больше не скажет с тобой ни слова!

Они нарисовали четырех сорок с разинутыми клювами, сидящих на спинке парты, а рядом изобразили четырех рыб, которые стоят на хвостах у доски, уныло повесив головы. Под этим дурацким рисунком они написа-ли:

«УГАДАЙ!

Сидя за партой, мы — болтливые сороки.

Стоя у доски, мы — немые рыбы.

Кто мы?

ОТВЕТ: Артамонов, Ложечкин, Тараскин, Бодров».

И в то самое время, как десятки ребят хохотали надо мной, десятки других мальчишек вытаскивали из пионерской комнаты Кирку с Валери-ем и кричали:

— Качать редакторов!

Я прямо зубами заскрежетал, глядя, как художник и редактор взлета-ют чуть ли не до самого потолка. А тут еще Мишка Артамонов подошел ко мне и, мрачно усмехаясь, сказал:

— Ловко твой дружок на тебе почести зарабатывает!

— Он такой же друг, как ты папа римский! — отрезал я.

Мишка помолчал и процедил сквозь зубы:

— Пусть теперь выйдет на улицу! Я ему покажу сороку да рыбу!

Довольно! С завтрашнего дня не скажу ни слова во время уроков.

18 февраля.

Настроение паршивое.

На русском и на физике получил замечания за болтовню. Получил также двойку по алгебре: не знал формул сокращенного умножения.

Сережка Бодров тоже получил двойку. Это у него уже третья. Первые две — по русскому и химии. Он только и делает, что играет во дворе в хок-кей.

Ваня Прибылов предложил мне сменять общую тетрадь на его пе-рочинный нож. Сменял.

19 февраля.

Теперь я окончательно понял, какая свинья этот Замятин. Он не при-думал ничего умнее, как снова протащить меня, на этот раз за алгебру!

Артамонов тоже попал в «Крокодиленок». Он способный, но учится как-то по-чудному: получит пятерку по русскому — заработает двойку по геометрии, подтянется по геометрии — схватит двойку по биологии.

Третьим пострадал Кузя Тараскин: ходит немытый и нечесаный.

Нам теперь прямо хоть в школу не являйся! Только и слышим:

— Как поживает Сорока?

— Богатырь, много врагов победил?

А Замятин с Валеркой стали настоящими знаменитостями. Стоит им показаться в раздевалке, на лестнице, в коридоре — отовсюду несутся воз-гласы:

— Привет редакторам «Крокодиленка»!

— Здравствуйте, мастера сатиры! Когда следующий номер выйдет?

Артамонов мечтает, как бы поймать редактора на улице, но это ему не удается: Кирилл с Валеркой живут в одном переулке и всегда ходят вмес-те. Жаль!

20 февраля.

Ничего интересного.

Получил замечание за болтовню от «англичанки»: поспорил с Сереж-кой Бодровым, который сидит впереди меня. Уж очень он хвастается сво-им хоккеем!

Огурцов получил четверку по истории, и его теперь не зовут «доктором исторических наук».

21 февраля.

Опять «Крокодиленок», и снова там я, Бодров и Артамонов. Мы с Бод-ровым — за болтовню, а Мишка — за геометрию.

Я хоть и не разговариваю с Кириллом, но сегодня подошел к нему и сказал:

— Послушай, у тебя совесть, в конце концов, есть? Что ты все на одних и тех же выезжаешь?

— А что мне делать, если другого материала нет? — ответил редак-тор. — И, во-вторых, сатирическая газета издается для искоренения не-достатков. Если какой-нибудь недостаток не искореняется, значит нужно бить в одну точку. Газета должна быть действенной. Понимаешь?

Но мы этого дела так не оставили. Мы с Бодровым и Артамоновым пошли к вожатому Игорю и сказали ему, что это безобразие. Больше по-ловины ребят совсем не попало в «Крокодиленок», остальные хотя и по-падают, но очень редко, а мы трое словно приклеены к этой газете. Игорь ответил очень коротко:

— Заметки справедливые? Справедливые. Сами виноваты, что над ва-ми смеются.

22 февраля.

Вот что случилось на уроке физики.

Иван Денисович расхаживал перед классной доской, объясняя нам принцип действия гидравлического пресса. Вдруг он остановился и прис-тально взглянул из-под очков на Кирку с Валеркой. Посмотрел на них и я. Художник рисовал карикатуру, а редактор, хмуря брови, грыз кончик руч-ки: перед ним лежал тетрадочный листок с недописанными стихами.

Учитель подошел к столу:

— Итак, повторяю: если на большом поршне мы имеем проигрыш в расстоянии, то зато во столько же раз выигрываем… Пеликанов, в чем мы выигрываем?

Валерка вскочил и покраснел, как рак.

— Стало быть, в чем мы выигрываем? — повторил Иван Денисович.

— В воде! — брякнул художник.

Все, конечно, расхохотались.

— Садитесь, Пеликанов!.. В чем же мы выигрываем. Замятин?

— В объеме? — пробормотал Кирка.

— Садитесь, Замятин!.. Выигрываем в силе, — сказал учитель, отметив что-то в журнале.

После уроков Артамонов, Бодров и я постучались в дверь пионерской комнаты. Все мы были в очень веселом настроении, все подталкивали друг друга локтями и перемигивались между собой.

Кирилл открыл нам и переглянулся с художником, который стоял пос-реди комнаты, держа в одной руке стакан с водой, а в другой — кисточку. Я спросил очень вежливым тоном:

— Извините, мы не помешали?

— Входите, — сказал редактор.

Мы все трое вошли в комнату.

— Тут у нас одна заметочка есть, — снова очень вежливо сказал я и протянул редактору тетрадочный листок.

Тот взял заметку, подошел к Валерию, и они вместе начали читать. Мы стояли тихо-тихо. Только Мишка один раз фыркнул в кулак.

Редактор сложил заметку и сунул ее в карман.

— Что ж, мы это предвидели, — сказал он.

— Очень приятно, что предвидели, — ответил я. — Теперь позвольте узнать: наша заметка пойдет?

Кирилл посмотрел на меня в упор и отчеканил:

— Не пойдет.

— Ловко! — сказал Артамонов. — Это почему же такое?

— Неостроумно. У нас на эту тему получше материал. Хотя это и редак-ционная тайна, но если желаете, можете посмотреть.

Мы подошли к столу, на котором лежала незаконченная газета.

Там был изображен крокодиленок, держащий за шиворот двух маль-чишек: одного — круглого, как шар, другого — длинного, с оранжевыми волосами. Сама же заметка была написана так:

«Крокодиленок. Чем вы занимались эти дни, такие-сякие?

Замятин и Пеликанов. Двоечников в стенгазете высмеивали.

Крокодиленок. А что вчера натворили?

Замятин и Пеликанов. Двойки по физике получили».

Внизу была приписка:

«От редакции: Редакция считает данную критику справедливой и обязуется срочно ликвидировать двойки. Начиная с этого номера «Кро-кодиленок» будет выходить не через день, а дважды в неделю».

— Скушали? — спросил Валерка.

Мы промямлили что-то невразумительное и убрались восвояси.

Решил во что бы то ни стало избавиться завтра от двойки по алгебре: формулы сокращенного умножения запишу на гранях карандаша. Пред-ставляете себе, что за адская работа мне предстоит? Выцарапывать игол-кой буквы и цифры величиной с булавочную головку!

23 февраля.

До сих пор не могу успокоиться, столько было сегодня переживаний.

Во-первых, Киркина заметка про самого себя только увеличила славу «Крокодиленка». Ребята в восторге кричали:

— Вот это газета! Вот это, действительно, невзирая на лица!

Во-вторых, я с помощью карандаша благополучно получил тройку по алгебре.

В третьих, у Валерки разболелся зуб, он ушел к врачу с последнего уро-ка, и Кирилл остался без телохранителя.

Я уже спустился в раздевалку, но тут вспомнил, что оставил в классе тот самый карандаш. Пришлось возвращаться.

В пустом коридоре третьего этажа я увидел Артамонова, который рас-хаживал возле двери пионерской комнаты и угрюмо поглядывал на нее. Меня он не заметил, потому что я стоял на площадке лестницы, за углом. Я сразу забыл про карандаш. Я понял, чем это пахнет.

Дверь пионерской комнаты открылась, и оттуда вышел редактор. Ко-нечно, ему стало очень не по себе, когда он увидел Артамонова. Но он сде-лал равнодушное лицо и неторопливо направился к лестнице. Артамонов тоже сделал равнодушное лицо и пошел следом. Я притаился между сте-ной и створкой двери, а когда редактор с Михаилом прошли, стал красть-ся за ними.

В раздевалке Замятин очень долго натягивал шубу, поправлял калоши и старался делать вид, что не замечает Артамонова, а тот, уже одетый, поглядывал в зеркало и напевал:

— «Жил-был у бабушки беленький козлик…»

Наконец они ушли, все с теми же равнодушными лицами.

Через полминуты я, уже одетый, выскочил на улицу.

Переулок, в котором находилась школа, был тихий, почти безлюдный. Вдоль тротуаров тянулись кучи снега, похожие на горные хребты.

Кирилл с Михаилом шагали неторопливо, словно прогуливаясь: впе-реди — редактор, в черной шубе и шапке с ушами, сзади — Артамонов, в валенках, меховой куртке и кубанке, сдвинутой набекрень.

Метрах в пятидесяти от школы Кирилл вдруг остановился и обер-нулся.

— Бить собираешься, да? — сказал он вызывающим тоном.

Артамонов что-то ответил, но я не расслышал.

— Ну на, бей! Все равно ты меня этим не сломишь… Ну, что ж ты не бь-ешь? Бей!

Артамонов бить редактора не стал. Он сгреб его и поставил головой в снег.

И тут… тут я понял, что должен делать. Сейчас Кирилл узнает, что та-кое настоящая дружба! Сейчас он поймет, над каким человеком издевал-ся он в своей газете!

Я подбежал к Михаилу и остановился перед ним, быстро-быстро при-говаривая:

— Чего ты лезешь, чего ты лезешь, чего ты дерешься?

Артамонов так же быстро отвечал:

— А чего тебе надо, чего тебе надо, чего тебе надо?

— Ну-ну, петухи! — раздался над нами строгий голос. Какой-то про-хожий развел нас в стороны.

Тут мы увидели, что из школы выходят педагоги.

— Ладно, редактор, попадешься еще! — сказал Артамонов и убежал.

Я обернулся к Замятину. Шапка редактора лежала на тротуаре, голова его была облеплена снегом, но почему-то он все-таки имел довольный вид.

— Больно? — спросил я.

— Чепуха! Я к этому был готов, — ответил редактор, вытирая лицо. — Нас этим не сломишь!.. А тебе — спасибо. Ты благородно поступил. Руку!

Мы крепко пожали друг другу руки. Я так был взволнован, что даже не мог говорить.

Редактор вытряхивал снег из-за воротника. Лицо его снова стало хму-рым:

— Только вот что, Семен… Ты только не обижайся, но мы тебя опять запланировали.

Я молчал. Молчал и Кирилл.

— Понимаешь, дружба дружбой, а принцип принципом. Мы тебя зап-ланировали на тему о шпаргалках.

Я плюнул в сторону, повернулся и пошел.

— Хочешь, я тебе по алгебре помогу? — каким-то жалобным голосом спросил редактор.

Я, конечно, даже не оглянулся.

24 февраля.

Настроение паршивое. Сегодня подошел к Михаилу и сказал:

— Артамонов, я вчера был неправ. Теперь я палец о палец не ударю, если ты… Ну, в общем, ты понимаешь.

Артамонов опустил голову, подумал и вздохнул:

— Что в этом толку! Его поколотишь, а он только гордиться будет: мол, за принципы пострадал. Заметил? Он даже никому не пожаловался на вчерашнее!

25 февраля. 6 часов 30 минут.

Сережа Бодров ликвидировал двойки по русскому и физике. Теперь у него только одна: по алгебре.

Завтра снова выйдет «Крокодиленок», и снова я буду там висеть. Уди-вительно, как это у Замятина хватает изобретательности: пишет все об од-ном и том же да об одних и тех же, и каждый раз по-новому, и каждый раз весело.

Только сейчас у меня явилась интересная мысль: «А что было бы с «Крокодиленком», если бы Артамонов, Бодров и я перестали получать двойки и заниматься болтовней на уроках? Где бы тогда редакторы наш-ли материал, чтобы выпускать свою газету? Ведь, кроме нас, в классе нет больше двоечников!»

Над этим стоит подумать.

6 часов 50 минут.

Нет, это здорово! Представляю себе, какая будет у Кирки физиономия, когда он увидит, что материала для его газеты нет! Сейчас позвоню Арта-монову.

7 часов 15 минут.

Ура! План созрел! Артамонов две минуты хохотал по телефону. Сейчас побегу к Сережке Бодрову сообщить ему наш адский замысел.

26 февраля.

Сегодня вышел новый номер «Крокодиленка» На нем вместо рисунка я увидел свой карандаш, исписанный формулами. Он был прикреплен к бумаге ниточками. Под этим карандашом было написано:

«По самым скромным подсчетам. Сеня Ложечкин затратил на эту юве-лирную работу не меньше трех часов.

Не лучше ли было бы затратить один час и честно выучить формулы?»

Ничего, Кирочка! Последний раз вы торжествуете. Вы и не знаете, ка-кие тучи собираются на вашем горизонте. Вы и не знаете, что вчера ве-чером Артамонов целый час объяснял нам с Бодровым алгебру, а потом мы еще час гоняли его по географии. И вы пока еще не заметили, что Бод-ров, Артамонов и Ложечкин сидели сегодня на уроках, словно в рот воды набрав. Вы не заметили, что Артамонов на переменах никому не подста-вил ножку, никого не щелкнул по затылку. Ничего! Скоро заметите!

Оказывается, не так уж трудно молчать, если с тобой не заговаривают.

28 февраля.

Вчера не писал в дневник: сидел над алгеброй. Все эти дни в классе мертвая тишина. Кира с Валеркой удивленно поглядывают на нас, мы молчим и ехидно улыбаемся.

Артамонова вызвала к доске географичка. Редактор и художник насто-рожились было и приготовили карандаши, надеясь получить материал для фельетона о плохом знании географии, но они просчитались: Арта-монову поставили четверку.

Сегодня после уроков Кирилл с Валеркой не пошли в пионерскую ком-нату делать свою газету. Представляю себе, как они скучают!

29 февраля.

«Крокодиленок» не вышел!!!

В коридоре уже не видно было толпы смеющихся ребят, и никто не ка-чал редактора и художника!

Я ответил по алгебре на пятерку (интересный все-таки это предмет!), а Бодров — на тройку. Во время большой перемены безработные члены ред-коллегии слонялись по коридору с унылыми лицами, а мы с Артамоновым ходили следом за ними и подтрунивали.

— Уважаемые сверхталантливые редакторы! — говорил я. — Позвольте узнать, почему не выходит ваша великолепная сатирическая газета? Ма-териала нехватает? Все хулиганы и лентяи забастовали? Ах, какое безоб-разие!

— Вы дайте объявление, — советовал Артамонов: — так, мол, и так. «Каждый желающий читать сатирическую газету должен хотя бы раз в месяц получить двойку и нарушить дисциплину».

— Вы установите премию для двоечников, — предлагал я. — Или пла-тите по таксе: за двойку — по рублю, а за болтовню на уроке — по пол-тиннику.

1 марта.

Спешу записать сегодняшний день. Важные события!

После уроков в класс вошел Игорь и сказал:

— Внимание! Прошу не расходиться. Вчера вечером состоялось заседа-ние совета дружины. Сейчас председатель совета отряда Лева Курочкин прочтет вам постановление, вынесенное на этом заседании.

Лева поднялся на кафедру и стал читать:

— «Совет дружины отмечает, что шестой класс «Б», всегда считавший-ся одним из лучших классов в школе, за последнее время добился еще больших успехов. За последнее время ученики этого класса не имели ни одного замечания по дисциплине и полностью ликвидировали плохие от-метки…»

— Ура! — закричал Артамонов.

— Ура-а! — закричал весь класс, и я в том числе.

Я всегда был уверен, что наш класс самый способный, самый дружный во всей школе.

Председатель подождал, пока мы утихнем, и продолжал:

— »…Совет дружины считает, что успехам класса немало способство-вала сатирическая газета «Крокодиленок», которая мужественно и невзи-рая на лица боролась с недостатками в классе и добилась того, что даже самые разболтанные ребята исправились и перестали тянуть класс на-зад…»

Мы с Бодровым и Артамоновым переглянулись и сразу помрачнели, а Лева повысил голос и продолжал:

— «…Совет дружины постановляет: Первое. Вынести благодарность ре-дактору газеты «Крокодиленок» — пионеру четвертого отряда Кириллу Замятину и художнику «Крокодиленка» — пионеру того же отряда Ва-лерию Пеликанову. Второе. Расширить поле деятельности «Крокодилен-ка», реорганизовав его из отрядной сатирической газеты в сатирическую газету дружины».

Лева сбежал с кафедры и сел на свое место. Все закричали «ура» в честь «Крокодиленка». Даже Бодров почему-то закричал «ура». Не кри-чали только мы с Михаилом.

Игорь переглянулся с редакторами и поднял руку:

— Тихо!.. Тишина! Сейчас на ваших глазах будет выпушен экстренный и последний выпуск отрядного «Крокодиленка». Прошу сидеть совер-шенно тихо и не мешать редакции в ее ответственной работе… Товарищи редакторы, пожалуйста!

Ясно было, что они обо всем условились заранее, но о чем — никто не знал. Весь класс притих. Со своего места поднялся Валерка, взошел на ка-федру и, ни слова не говоря, стал рисовать мелом на доске заголовок «Крокодиленка». Внизу он приписал: «Экстренный выпуск». Окончив свою работу, художник попрежнему молча сел на свое место, а к доске от-правился редактор и начал писать заметку. И по мере того как он писал, весь класс хором по слогам читал написанное:

— «О-чень при-ят-но, что Ар-та-мо-нов, Бод-ров и Ло-жеч-кин под-тя-ну-лись. К со-жа-ле-ни-ю, хо-дят слу-хи, что о-ни ис-пра-ви-лись лишь для то-го, что-бы на-со-лить «Кро-ко-ди-лен-ку». Так ли э-то?»

Редактор кончил писать и вернулся за парту. Все ребята смеялись и ве-село поглядывали на нас, а мы сидели красные и не знали — злиться нам или тоже смеяться.

— Ну! Редакция ждет ответа на эту корреспонденцию, — сказал Игорь.

Миша Артамонов встал, смущенно улыбаясь подошел к доске и на-писал:

«Критику считаем справедливой.

М. Артамонов».

Мы с Бодровым тоже встали и пошли расписываться…

Кончаю писать. Через полчаса идем с Кириллом в кино.