Шелковая кисточка — алтайская народная сказка
Жила-была девочка, звали ее Шелковая Кисточка — Торко-Чачак. Глаза у нее были — как ягоды черемухи. Брови — две радуги.
Однажды заболел старик отец. Вот мать и говорит:
— Пойди, Шелковая Кисточка, позови мудрого кама. Поспеши, дитя мое Торко-Чачак!
Девочка прыгнула в седло и поехала. Кам жил в берестяном аиле. Аил стоял над бурной рекой.
Кам сидел у своего порога и большим ножом резал березовые чочойки. Брови у него были, как мох. Борода росла от глаз и до земли. Еще издали увидал он Шелковую Кисточку.
Уздечка ее лошади прыгала, как хвост трясогузки.
Кольца сбруи весело звенели. Кисточка на шапке сияла, как лунный луч.
Нож выпал из правой руки кама и до крови царапнул
ногу. Из левой покатилась в костер чочойка. Торко-Чачак три раза повторила:
— Дядя, мой отец заболел. Помогите нам!
И, только когда Шелковая Кисточка повторила свою
просьбу восьмой раз, кам медленно зевнул, как бы пробуждаясь от сна.
— Завтра, на утренней заре, приду. Еще не успели в стойбище расстелить на полу белую кошму, еще не заквасили чегеня для араки, как уже стал
слышен звон бесчисленных бубенчиков с шубы кама и грозный гул его кожаного бубна.
Кам приехал затемно, задолго до зари. Молча, не открывая глаз, слез он с коня и вошел в аил. Люди внесли за ним тяжелую шубу. Большой бубен повесили на гвоздь и зажгли под бубном костер из душистых ветвей можжевельника. Весь день, от утренней зари до вечерней, кам сидел молча, не поднимая век, отказываясь от пищи. Поздней ночью он глубоко, до бровей, надвинул свою красную шапку. Перья, выдернутые из хвоста филина, торчали на шапке, словно уши. Две тряпки свисали сзади, как два крыла. На лицо упали крупные, как град, бусы, Кряхтя поднял кам с земли свою двухпудовую шубу. Просунул руки в тяжелые рукава. По бокам шубы висели лягушки и змеи, сплетенные из кожи. На спине болтались шкурки дятлов.
Длинные тряпки вздрогнули. Бубенцы зазвенели. Кам упал наземь, и люди видели только темный бубен да слышали страшный стук деревянной колотушки. Кам встал, отблески пламени зажглись на его бубенцах. Кам стал медленно кружиться. Он кружился все быстрей и быстрей.
Вдруг бубенцы разом стихли. В тишине, как удар грома, ухнул кожаный бубен. Кам выпрямился. Руки его раскинуты. Бусы упали с лица на темя. Он сел, протянул руку к берестяному подносу, съел сердце козла и сказал:
— Надо уничтожить Шелковую Кисточку — Торко-Чачак. Нечистый дух Дер-Ээзи, хозяин земли, наслал на нас ее красоту. Пока девочка ходит здесь, коровы не дадут приплода, дети вымрут, болезнь старика не пройдет.
Женщины упали лицом вниз. Старики прижали руки к глазам, и сквозь стиснутые пальцы просочились слезы. Молодые люди два раза покраснели, два раза побледнели.
— Посадите Шелковую Кисточку в деревянную бочку, — гудел кам, — окуйте бочку девятью железными обручами, заколотите дно медными гвоздями и бросьте в бурную реку.
Кам скинул свою тяжелую шубу. Снял шапку, сел в седло и уехал.
— Эй, —сказал он дома своим слугам, — идите на берег бурной реки, вода принесет мне большую бочку. Поймайте, выловите ее и поставьте в мой аил. Сами бегите в лес. Плач услышите — не возвращайтесь. Стон, крик по лесу разольется — не приходите. Раньше чем через три дня в мой аил не показывайтесь.
Семь дней люди не решались выполнить приказ кама. Семь дней плакала Шелковая Кисточка. На восьмой ее посадили в большую бочку, оковали бочку девятью железными обручами, забили дно медными гвоздями и бросили в бурную реку.
А у реки в этот день удил рыбу сирота-рыбак — Балыкчи. Он первый увидел большую бочку, выловил ее, принес в свой зеленый шалаш, взял топор, выбил дно и увидел девочку. Как стоял Балыкчи с топором в руке, так и остался стоять. Славно кузнечик прыгало его сердце.
Шелковая Кисточка рассказала Балыкчи про злого кама. Рыбак вынул девочку из бочки, посадил туда злую собаку и бросил обратно в реку.
Слуги кама поймали бочку, отнесли в аил, а сами убежали в лес: так приказал кам. Они еще недалеко ушли, когда из аила послышался крик, стон, вой.
— Помогите! — кричал кам. — Помогите!
Но слуги бежали еще быстрей, еще дальше: так приказал кам.
Только через три дня они посмели вернуться. Кам лежал мертвый поперек костра. Кто перегрыз ему горло, слуги не могли понять.
А Торко-Чачак стала жить у рыбака в зеленом шалаше. Но есть им было совсем нечего, потому что рыбак больше не мог удить. Он день и ночь смотрел на Шелковую Кисточку. Сколько раз брал Балыкчи свою удочку, пробовал идти к реке! Шагнет — и обернется. А чуть только скроется за стволом сосны лицо девочки, Балыкчи бежит обратно, чтобы еще раз взглянуть на Шелковую Кисточку, потому что глаза у нее были как ягоды черемухи, брови словно радуга, а в косах звенели китайские раковины.
Взяла Торко-Чачак кусок бересты, вырезала ножом на коре свое изображенье, прибила бересту к палке, а палку воткнула в землю у берега. И Балыкчи стал часто ходить к реке, чтобы увидеть поближе разрисованную бересту.
Как-то раз засмотрелся на бересту Балыкчи и не заметил, что клюнула большая рыба. Рыба потянула леску, удочка выскользнула из рук Балыкчи, удилище зацепило. за палку, береста упала в воду и поплыла вниз по реке.
Громко заплакала Шелковая Кисточка, ладонями стала тереть свои брови, пальцами растрепала косы.
— Кто увидит бересту, придет сюда! Кто найдет бересту, кто придет? Уходи, Балыкчи, чтобы тебя не убили! Сшей себе козью шубу, выверни ее мехом вверх, сядь на. синего быка и поезжай искать меня вдоль реки.
У самого устья бурной реки раскинулось стойбище Кара-хана.
Его рабы выловили разрисованную бересту, увидели лицо Шелковой Кисточки и сели на берег, забыв о работе. Их шапки вода унесла. Скот разбежался по холмам.
— Кто сказал, что сегодня праздник? Чей справляете той? — загремел Кара-хан, подскакав к рабам.
Тут он увидел кусок бересты. Отнял бересту у рабов, тронул повод и повернул коня к истоку реки. За Кара-ханом поскакали все его силачи и прислужники.
Шелковая Кисточка была одна в зеленом шалаше. Она не заплакала, не засмеялась, увидав это грозное войско. Молча села на белого, точно облитого молоком, коня, в шитое жемчугом седло.
В стойбище Кара-хана три года никто не слыхал, как она говорит. Три года никто зубов ее в улыбке не видал. Она три года не плакала, три года не смеялась.
Вдруг в одно раннее утро Торко-Чачак захлопала в ладоши и весело улыбнулась. По дороге шел синий бык, на быке сидел парень в козьей шубе мехом вверх.
— Не над ним ли ты смеешься, Шелковая Кисточка — спросил Кара-хан.
— Да, да!
— Милая Торко-Чачак, надеть шубу мехом вверх вовсе нетрудно. Сесть на синего быка я тоже могу. Я сам тебя сейчас развеселю.
Кара-хан приказал Балыкчи слезть с быка, сорвал с его плеч козью шубу. Потом сопя подошел к синему быку, поставил левую ногу в железное стремя.
Моо, моо! замычал бык и, не дав Кара-хану перекинуть через седло правую ногу, потащил его по долинам, по холмам. Все народы, подвластные Кара-хану, стояли вокруг смотрели.
От стыда лопнуло сердце Кара-хана. А Шелковая Кисточка взяла сироту Балыкчи за правую руку, и они вернулись вдвоем в свой зеленый шалаш.