Рассказ Александра Сергеевича Баркова
Вечера в Крыму звездные. Поблизости от нашей мазанки висел фонарь под круглой жестяной шляпой. Стоило только ему загореться, как слетались ночные бабочки, словно на бал. Долго кружились в рассеянном свете.
Вот бы показать их у нас в классе! И решил я собрать коллекцию ночниц.
Как-то во время охоты я приметил в веселом хороводе бабочек одну удивительную — бражника мертвую голову. Затаил дыхание, поднял сачок… и в тот же миг что-то пушистое бесшумно прорезало полосу света. Бабочка исчезла. Какая-то серая разбойница опередила меня! Сначала я не очень огорчился. Но вскоре птица снова перед самым моим носом поймала еще одну большую ночницу. Я смекнул: этак она всех бабочек переловит — и побежал к соседу за сеткой. Он был любитель-птицелов. А на пути повстречался с ночным сторожем Константином Федотычем:
— Чего несешься сломя голову?
— Да как же! — И я рассказал ему о птице.
— Ишь дело какое,— усмехнулся старик.— Да это сова-сплюшка куражится.
— Куражится, куражится,— буркнул я в ответ.— Вот поймаю, сразу перестанет.
— Нешто тебе ее словить? — старик безнадежно махнул рукой.— Лучше совы, поди, никто и не прячется.
— Значит, не поймать?
— Поймать трудно, а увидать можно… Константин Федотыч почесал бороду и поманил меня к себе в дом. У порога он остановился, приложил палец к губам:
— Соблюдай!
Мы вошли в избу. Ходики монотонно тикали ив стене. Сторож снял ботинки и полез по узкой, скрипучей лесенке на чердак. Я пожал плечами и сел на лавку в углу.
Вскоре снова скрипнула, ожила лестница. Константин Федотыч спустился на пол, включил свет и будто невзначай достал из-за пазухи что-то пушистое, похожее на шерстяной клубок. Не успел я разглядеть его хорошенько, как старик подбросил клубок к потолку, и тот плавно закружил под зеленым абажуром.
Полетав по комнате, птица ловко поймала ночницу и опустилась Константину Федотычу на палец.
— Узнаешь проказницу?
Я молча кивнул.
А дальше пошло еще чуднее. Когда мы сели за стол, то вместе с нами ужинала и сплюшка. Она подбоченилась и важно уселась на спинку стула. Константин Федотыч нарезал мясо мелкими кусочками и подал ей, как знатному гостю, прямо на тарелке.
Сова нахохлилась, вытянула крыло в сторону, изогнулась и скорчила уморительную гримасу… Затем лапой, точно вилкой, взяла кусок мяса.
Я поразился: наверное, ни одна птица на свете не умеет есть так культурно!
— Лукерья-кудесница! — сказал сторож.— Третий год на чердаке проживает. С птенца растил.
Затем он распахнул окно, выпустил птицу в сад и вновь таинственно приложил палец к губам. Вскоре оттуда донеслись мелодичный свист и тихое бормотание:
— Сплю, сплю, сплю…
— Слышишь? Лукерья ночь баюкает…— продолжал сторож, постукивая в такт песне по столу: так, так, так…— А ты ее словить хотел.
— Из-за бабочек…
— Бабочек в другой раз наловишь. А что за крымская ночь без совы? В наших краях сплюшку уважают. «Ночными часами» зовут!
По вечерам я не раз забегал к Константину Федотычу на огонек и приносил сове то мяса, то сала, то жуков. Лукерья-кудесница признала меня и, заслышав шаги на лестнице, вострила уши и корчила уморительные гримасы.