Лидия Чарская. Рассказ из цикла «Записки маленткой гимназистки»
Урок педагогики подходит к концу. Пожилой учитель в синих очках и с крупной гладкой лысиной, объяснив заданное к следующему дню, спрашивает одну из лучших учениц класса.
Раиса Селиванова, полная рослая блондинка, самая усердная из всех семиклассниц, очень толково докладывает учителю о логике души ребенка.
Голос у Раисы монотонный и мягкий, как бархат. Под этот голос можно уснуть. А глаза у Раечки прозрачные, всегда ровные, безмятежные глаза. У Маруси Капоровой совсем другие. Черные, небольшие, как изюмины, круглые Марусины глазки полны беспокойства и тревоги. Маруся волнуется как никогда. Это видно по всему: и по глазам, и по дрожащим губкам и по той особенной манере крутить скромное бирюзовое колечко, к которой прибегает Маруся в исключительно трудные минуты жизни. Дело в том, что Маруся, будущая медалистка, следующая за Селивановой, вторая по достоинству, прекрасная ученица, к сегодняшнему дню не смогла приготовить урока так, как бы должна была его приготовить вторая по классу ученица. Вчера вообще уроки как-то не укладывались в голове Маруси.
Приехала ее кузина из заграницы, и часами трещала о прелестях Европы, заставляя ахать и восторгаться ничего не видевшую, кроме длинных петербургских улиц, Марусю.
Само собой, что педагогика совокупно с другими уроками уступила свое место более приятному занятию. Когда Маруся спохватилась, было уже за полночь. Кое-как прочитав заданное к следующему дню, она уснула с тем, чтобы на следующий день познакомиться поближе с логикой души ребенка.
Однако утром Маруся проспала и только-только успела попасть к молитве в гимназии, за что и получила замечание со стороны классной дамы.
Сейчас на уроке педагогики Маруся как на иголках. У Степанова (педагога) есть весьма странная привычка. Он имеет обыкновение спрашивать гимназисток по рангу их учебного преуспевания. Так после первой ученицы Селивановой он во что бы то ни стало спросит ее − Марусю. Маруся очень волнуется и наскоро торопится повторить урок. Она его знает, но… не настолько, чтобы ответ ее был бы достойным ответом второй ученицы класса.
И больше тройки педагог, при всей его снисходительности, вряд ли поставит ей, Марусе. А получить тройку после пятерки − перспектива не из сладких. К тому же она, Маруся, имеет одним баллом только больше следующей ученицы Азовой. Если по педагогике выйдет четыре в среднем, еще вопрос, кому − Марусе или Азовой − достанется серебряная медаль, вторая награда!
Мысли Маруси скачут с удивительной быстротой. Селиванова уже заканчивает свой ответ, и педагог отпускает ее на место.
Маруся как сквозь сон слышит собственную фамилию. Встает и идет отвечать. Все кончено.
− Хоть бы что-нибудь помешало! Хоть бы что-нибудь случилось такое, что задержало бы на время ход урока, а то… а то… Прости-прощай, вторая награда!
Соседка Маруси, ее подруга Катя Шмырева, настоящий сорвиголова, несмотря на свои семнадцать лет, посвящена в тайну Маруси.
Она знает все: и про «заграничную» кузину, и про злополучную логику, и про медаль. По лукавому лицу Кати, скорее подходящему развеселому мальчишке кадету, нежели взрослой семнадцатилетней барышне, проползает облачко раздумья. Бойкие глаза Кати на минуту скрываются за темными ресницами.
Понурая Маруся стоит у кафедры.
«Сейчас! Сейчас! − испуганно выстукивает ее сердце. − Сейчас! Сейчас!»
Она раскрывает рот, готовая начать то, о чем имеет довольно смутное представление, как неожиданно из угла класса слышится тихое:
− Мяу! Мяу! Мяу!
− Степан Федорович, в классе кошка! − почтительно поднимается дежурная с ближней скамейки.
− Ай, кошка, она может быть бешеная! − испуганно шепчет маленькая Инсарова, трусиха, каких мало.
− Мяу! Мяу! − уже громче проносится по классу жалобное кошачье мяуканье.
− Кошка забралась под скамейку, Степан Федорович! Позвольте ее выгнать!
Это говорит Катя, и ее мальчишеское лицо так и горит желаньем выкинуть что-либо несоответственное строгой гимназической обстановке.
Учителю далеко не улыбается перспектива вести урок под оглушительное мяуканье кошки, невесть откуда попавшей сюда. Поэтому он дает лаконичное приказание «найти и выбросить за дверь».
Поднимается невообразимая возня. Гимназистки с особенным удовольствием лезут под скамейки, и поднимается охота за кошкой. Они ползают по полу, ищут очень старательно, сталкиваются друг с другом, фыркают от смеха и ползают снова, тщательно вбирая в свои форменные платья и передники всю пыль, какая только имеется на полу.
Кошке, очевидно, приходится не по душе охота за ней. Ее мяуканье приобретает еще более жалобный оттенок. Кошка точно молит о пощаде.
− Мяу! Мяу! Мяу! − слышится то в одном углу класса, то в другом.
Нечего и говорить, что при всем желании педагог не может спрашивать урока. А Маруся не имеет возможности его отвечать. В классе такой шум и суета, как будто сюда забралась не одна кошка, а целый десяток! Маруся с замирающим сердцем незаметно опускает глаза вниз и смотрит на часы, вынутые из кармана.
О, радость! Радость! До окончания урока осталось всего две минуты! И если благословенную кошку не успеют извлечь на свет Божий, то она, Маруся спасена! Положительно спасена!
Охота под партами продолжается с удвоенным рвением. Все невольно принимают в ней участие. Даже степенная, тихая, серьезная Селиванова ходит в промежутке между рядами скамеек и умильным голосом зовет:
− Кис! Кис! Кис!
− Мяу! Мяу! Мяу! − отзывается ей также умильно невидимая кошка.
− Дзинь! Дзинь! Дзинь! − неожиданно раздается в коридоре спасительный звонок.
− Ух! − облегченно вздыхает Маруся.
Педагог кивает ученице, точно извиняется, что не удалось доставить ей удовольствие новой блестящей отметкой.
− До следующего раза! − говорит он ласково ей в утешение, − видите сами, какая непредвиденная помеха! − и, раскланявшись с классом, спешит в учительскую.
Маруся еще раз счастливо вздыхает.
− Ах, как хорошо! Как все это хорошо! − вырывается из ее уст. − Милая, милая благодетельная кошечка, дай мне расцеловать тебя! − И она тоже становится на колени у ближайшей скамьи, готовая заодно с другими пуститься на поиски своей спасительницы.
Неожиданно перед ней появляется растрепанная голова Кати, ее серое от пыли платье и смеющееся задорное лицо.
− Целуй! − тоном, не допускающим возражений, командует Шмырева и подставляет Марусе разрумянившуюся щеку.
− Это за что? − недоумевает та.
− За что? Ах ты неблагодарная! − возмущается шалунья. − А что, по-твоему, даром я должна была мяукать, как сумасшедшая, целый урок?!
− Как… разве ты?.. − удивляется Маруся.
− Ха-ха-ха! Ну конечно я − кошка. Я и мяукала, я и ползала, я и выручила тебя… Не делай, пожалуйста, такого трагического лица. Все обошлось прекрасно, и тебе остается только расцеловать меня покрепче!
− Милая моя Катя! − и Маруся со смехом целует подругу, запыхавшуюся и красную как рак.
Кругом смеются. Никто не ожидал подобного исхода. А расшалившаяся Катя закрывает фартуком рот и под общий смех выводит, бесподобно подражая кошке:
− Мяу! Мяу! Мяу!