Марийская народная сказка
Жили-поживали царь с царицей. И все бы хорошо, да детей у них не было. А уж так ребеночка хочется…
— Да хоть бы найти где, — говорит однажды царица.
Только вышла на крыльцо, глядь, мальчик лежит. Обрадовалась, принесла домой. А как назвать ребенка?
— Коль ты нашла его, — говорит царь, — так и назовем — Бабин Сын.
Любознательным рос сынок: все газеты и журналы, какие нашлись в царстве, прочел, до иностранных добрался. Вычитал он однажды, что есть-де на свете гусли-самогуды. И захотелось ему эти гусли у себя иметь. Вот и говорит он отцу:
— Собирай меня в дорогу — поеду за гуслями-самогудами. Купи коня да палицу покрепче прикажи выковать.
— Не езди, — советует отец. — Пропадешь. Уж сколько добрых молодцев за этими гуслями уехало, да никто еще не возвращался.
— Все равно поеду.
Делать нечего. Купил отец коня на базаре, приобрел двадцатипятипудовую палицу.
— Ладно ли? —спрашивает.
— Сейчас проверим.
Нажал сын пальцем на спину коню, конь и присел.
— Не годится. Покупай другого.
Купил царь другого коня. Сел Бабин Сын на него, сдавил коленями — конь зашатался.
— И этот не годится.
Нашли, наконец, подходящего коня. Сел Бабин Сын на него, взял палицу, взял в сотоварищи двух солдат и поехал в путь-дорогу.
Долго ли, коротко ли ехали путники, только выезжают на большой заливной луг. Смотрят — мост стоит через речку, широкий, крепкий, хоть езжай на двух шестерках лошадей враз. Подивились, поехали дальше. И версты не отъехали, как увидели красивый дом. Зашли. Хозяев нет, а тепло в нем, печь протоплена, кушанья разные приготовлены, в шкафу вина стоят заморские. Вот Бабин Сын и говорит:
— Поживем здесь. Попьем, поедим, хозяев дождемся. Коль добрые хозяева — за еду и питье сполна расплатимся.
Попили, поели, а тут и вечер наступил. Тревожно стало, вдруг хозяева ночью вернутся. Решили выставить на мосту караул. Ушел караульный, а Бабину Сыну не спится. Прихватил он палицу и отправился на мост. Видит, спит караульный в кустах. Только не стал он его будить, а лег поперек моста, палицу под голову положил. В полночь слышит шум, гром: кто-то едет на тройке. Не доезжая девяти сажен пали лошади на колени, а седок и спрашивает их:
— Что с вами, лошадки? Вокруг света обежали — ни разу не споткнулись, а у самого дома пали на колени.
— Не проехать нам. Поперек моста человек лежит, — отвечают лошади.
— Уж не Бабин ли Сын к нам пожаловал? Вставай, Бабин Сын. С миром ли, с войной ли пожаловал?
— Со всякой нечистью не мирюсь, — отвечает Бабин Сын. — Будем биться.
Съехались-схватились. Ударил Бабин Сын полуночного гостя палицей, тот и рассыпался. Спихнул он останки в воду да спать пошел.
Утром спрашивает караульного:
— Тихо ли было на мосту, спокойно ли?
— Тихо-спокойно, — отвечает солдат. — Всю ночь у перил просидел, глаз не смыкал: ни птицу летучую не увидел, ни зверя рыскучего не заметил.
Вечером посылает Бабин Сын другого товарища сторожить мост, а сам идет следом. Залез тот под мост и ну храпака задавать. А Бабин Сын опять лег поперек настила. И опять в полночь кто-то едет. Не доезжая шести сажен, шестерка лошадей встала как вкопанная.
— Что вы, лошадушки? — спрашивает седок. — До дому всего ничего осталось, а вы спотыкаетесь?
— Не проехать нам, поперек моста человек лежит.
— Неужели Бабин Сын нас встречает?
— Он самый, — отвечает ему Бабин Сын. — Жду не дождусь, когда нечистую голову снесу.
Съехались противники. Ударил Бабин Сын палицей, упал ночной гость. Ударил второй раз — тот и рассыпался. Спихнул он останки в воду, а сам спать пошел.
Утром спрашивает товарища:
— Что видел-слышал?
— Ничего не видел и не слышал. Всю ночь сидел глаз не смыкая…
Не стал ругать их Бабин Сын, а вечером наказал строго-настрого:
— Коли те две ночи проспали, так уж эту не спите. Сидите за столом. Я расстелю платочек и наполню стакан водой. Предстоит мне жестокая битва. Коль вода в стакане убывать будет, а платок чернеть начнет, значит, худо мне. Доливайте воду в стакан, стряхивайте черноту с платочка — этим мне поможете. А уж коль я погибну, то за вашу жизнь и мухи дохлой не дам убьет вас нечистый.
Вот лег он поперек моста, караулит. В полночь подлетела девятка лошадей, в трех саженях от моста встали лошади. Возница и спрашивает:
— Что с вами, лошадушки? Весь белый свет облетели, а мостик одолеть не можете…
— Не проехать нам, поперек моста человек лежит.
— Так это Бабин Сын меня встречает? Ну так вставай, выходи. Коль с миром пришел — помиримся, коль с войной — драться будем.
— Никогда не мирился с нечистыми, — отвечает Бабин Сын. — Я с войной пришел!
Сошлись-встретились. Да силы равными оказались, никто верх взять не может. Наконец изловчился ночной гость, подмял Бабина Сына. Тот и просит его:
— Когда государства воюют, и то перемирия делают. Давай отдохнем, а отдохнувши, начнем снова?
— Нет, — отвечает нечистый. — Не отпущу. Убью тебя.
— Так дай хоть сходить с товарищами проститься.
— Нет, не дам. Прощайся отсюда.
Снял Бабин Сын сапог с левой ноги и бросил в сторону дома. Влетел сапог прямо в окно спальни, разбудил спавших товарищей. Глянули те, а носовой платок уже почернел с краю, и воды в стакане осталось чуть на донышке. Долили они воды, встряхнули платок, расправили на нем складочки. Тут отбросил Бабин Сын нечистого, ударил его со всей силы палицей и убил. Тело в воду спихнул, лошадей отослал туда, откуда пришли они, а сам домой направился. Идет и думает: «А что нас на дальнейшем пути, ждет? Пойду вперед, проверю».
Прошел с версту, смотрит, стоит такой же дом. Но не зашел Бабин Сын в него, а встал под окнами и слушает. И услышал разговор четырех женщин. Одна из них, младшая видимо, и говорит:
— Вот, мамаша, убил Бабин Сын наших братьев, но и ему худо будет. Пойдет он дальше за гуслями-самогудами, а я на его пути вымечу из своего живота песчаную пустыню на сто верст длиной, за ней сделаю лужок, а на. нем ручеек. Остановятся они там, я их и съем.
Другая, средняя дочь, говорит:
— Если это не удастся, я вымечу из чрева песок на двести верст, а в конце пустыни поставлю чайную. Остановится там Бабин Сын — я его и съем.
А тут и старшая голос подает:
— Я вымечу пустыню в триста верст. В конце ее поставлю чайную и пивную. Там и придет конец Бабину Сыну.
Старуха добавляет:
— Если же вы, дочки, не сможете погубить его, так уж я догоню и проглочу Бабина Сына.
Под утро вернулся Бабин Сын к товарищам и говорит им:
— Пора в путь трогаться.
Проехали путники немного — перед ними песчаная пустыня в сто верст длиной раскинулась. Жара, пить хочется, лошади в песок по колено вязнут — еле одолели пустыню. А там увидели чудесный свежий лужок с ручейком, бросились кинему. Но Бабин Сын запретил им приближаться, взял саблю — и давай рубить луг и ручей крест- накрест. Убил младшую дочь.
А дальше опять песок — уже в двести верст. Одолели путники пустыню, к чайной подъезжают. Тут Бабин Сын вновь выхватил саблю и принялся рубить чайную. Убил и среднюю дочь.
В триста верст песок лежит на пути. Но и его одолели путники. Вышли к чайной и пивной. Да Бабин Сын опять не позволил своим товарищам заходить туда. Убил он и старшую дочь. Убил и говорит:
— А теперь, друзья, поскакали быстрее, не то погибнем здесь.
Погнали они коней, а сзади уже голос слышится:
— Стой, Бабин Сын! Все равно догоню и съем.
Как ни погоняли они коней, а настигла их старуха. Вот уже одного схватила, пока ела его да водой запивала, двое других дальше ускакали. Второго схватила и съела. Бабина Сына черед подходит.
— Погоди, — кричит старуха. — Дай напьюсь, тогда мигом нагоню и проглочу.
— Гонит Бабин Сын коня, уже и деревня какая-то видна, а на конце ее кузница, вся из чугуна отлитая. Только-только захлопнул Бабин Сын чугунные ворота, как и старуха уже здесь.
— Открой, Илья Муровин, — кричит она кузнецу. — Не то и кузницу, и всех, кто в ней, проглочу единым махом.
— А кузнец Илья Муровин отвечает:
— Погоди, успеешь. Отдам я тебе Бабина Сына.
— Были у кузнеца стопудовые тиски. Раскалил он их так, что близко не подойти, и кричит старухе:
— Эй, мать нечистой силы, суй в трубу язык. Посажу я на него Бабина Сына.
Сунула старуха язык в трубу, кузнец схватил его щипцами и зажал в тиски. Так и сдохла нечистая.
Спрашивает Илья Бабина Сына:
— Куда путь держишь?
— Иду за гуслями-самогудами.
— Не достать тебе эти гусли, — говорит кузнец. — Поработай у меня три года, мы с братьями раздобудем эти гусли.
А было у Ильи Муровина одиннадцать братьев, сам двенадцатый.
Отработал Бабин Сын три года. Вот отдает ему Илья гусли-самогуды и говорит:
— Можешь ехать. Только остерегайся: проедешь ты триста верст и увидишь на лужке у дороги коровьи кишки. Будут они упрашивать, чтоб ты разрубил их. Только не поддавайся их уговорам.
Вот едет Бабин Сын путем-дорогою. Доехал до лужка. А там, и правда, кишки лежат коровьи. Все спутаны- перепутаны. Говорят жалобно:
— Пожалей, Бабин Сын, разруби нас.
А гусельки за спиной наигрывают.
— Нет, не буду, — отвечает Бабин Сын.
А гусельки играют-наигрывают. Кишки еще жалобнее просят, умоляют:
— Разруби.
«Эх, будь что будет!» — подумал Бабин Сын и разрубил кишки. Только разрубил — замолкли гусли, исчезли, из котомки, будто их там и не было. Повернул Бабин Сын коня и поехал печальный к Илье Муровину.
— Почему вернулся? — спрашивает его Муровин.
— Гусли пропали.
— Говорил я тебе, не руби кишок, а ты не послушался. Теперь трудно будет гусли вернуть. Но ничего, поищем с братьями, авось и вернем гусли.
Живут они неделю, две, месяц уже на исходе. Вот и говорит как-то Муровин:
— Нашли мы гусли. Но чтоб взять их, нужно тебе жениться, а в приданое эти гусли и просить.
Вот отправились братья сватать девушку. Говорят ее отцу:
— Выдашь дочку за Бабина Сына?
— Выдам, если исполните все, что я прикажу. Сначала выпейте вино из сорокаведерной бочки.
Начали пить братья. А Илья незаметно высвистнул все вино на ветер, говорит отцу девушки:
— Сорок ведер — одному не хватит напиться. Отдавай дочку.
— Погоди. Вот съешьте сорок ведер каши — отдам.
Раскидал Илья по ветру всю кашу, говорит:
— Отдавай дочку.
— Нет, — отвечает ее отец. — У меня баня истоплена, три дня топил. Если сможете вымыться — так и быть, отдам.
Вот подошли они к бане, а она раскалена докрасна, на три сажени не подойти. Дунул Илья, разметал жар по ветру — вымылись спокойно. Опять требуют дочку.
Нечего делать отцу — сыграли свадьбу. В первую ночь Илья говорит Бабину Сыну:
— Будь осторожен. Положит невеста руки на тебя — умрешь.
Ложатся молодые спать. А жена руки на Бабина Сына складывает. А руки-то тяжелые как свинец. Задыхаться начал Бабин Сын, насилу выкарабкался из-под них. А Илья наблюдал за всем этим. Вот и ложится он с невестой, вместо Бабина Сына. Только положила она на него руки, как он оттолкнул их, вскочил с кровати, схватил девушку за ноги и подвесил вниз головой. Бьет он ее плеткой, а изо рта у нее посыпались змеи, ящерицы, лягушки. Когда они вышли, легкими стали ее руки.
— Теперь можешь спать, — говорит он Бабину Сыну.
На следующую ночь снова предупреждает:
— Остерегайся, если она успеет положить как следует на тебя ноги — задавит.
Ложатся молодые спать. Жена ноги на Бабина Сына положила, еле успел выкарабкаться из-под них. А Муровин тут как тут. Ложится вместо друга. Только положила она на него ноги, как он вскочил, схватил ее и повесил вниз головой. Бьет плеткой, а изо рта у нее запекшаяся кровь идет кусками. Вышла тяжелая кровь.
На третью ночь Муровин наказывает:
— Остерегайся. Положит она на тебя свои груди. Если выберешься — останешься жив.
Только положила она груди — так тяжело стало Бабину Сыну, что он еле выкарабкался из-под них. И опять Муровин ложится, отталкивает ее груди, хватает за ноги и вешает вниз головой. На сей раз изо рта ее пошло хлебное. А когда все кончилось, Муровин сказал:
— Теперь она стала настоящей девушкой. Можно ничего не опасаться. Вези ее домой.
Сел Бабин Сын на коня, впереди себя посадил жену, а между собой и ею поставил гусли-самогуды. Простились молодые с братьями и поехали. Едут путем-дорогой, гусельки им песни наигрывают. Так и доехали.
Дома отец на радостях закатил пир. Хорошо пили на нем, хорошо ели, а уж зажили-то молодые и того лучше.